Щенок появился у меня шесть лет назад. На самом деле, сейчас он здорово вырос и никакой не щенок. Но для меня он навсегда останется маленьким. Днём мы могли играть с ним в мяч. Он всегда бегал быстрее меня. Как это возможно? По ночам он приходил ко мне в кровать. Может, потому что боялся. Или сильно скучал. Мне и самому было грустно. Наверное потому, что настал конец света. Или потому, что я похоронил жену.
Сначала начали умирать животные. Это было плохо, но ещё не конец. Без них людям стало чуть более одиноко: некого почесать за ухом, не на ком ставить опыты, некого есть. Но, в конце концов, оставались ещё младенцы! Окончательно рухнуло всё, когда начали умирать и они.
Чума съела всех подряд: молодых, богатых, добрых и сумасшедшего с плакатом «Покайтесь! Конец близок!» Она съела политиков, ученых, военных и священников всех конфессий. Она съела даже слона в зоопарке. Его нарезали бензопилами, чтобы вытащить из вольера и сложить в грузовик. А потом сожгли за городом. Вместе с водителем и воронами. Чума съела и их.
Щенок не был злобным, но мог огрызнуться. Если его что-то задевало, в его карих глазах начинала закипать тьма.
Однажды ночью мы увидели в саду чумного оленя. Глаза остекленели, кишки волочатся следом, как киперная лента. Я замер. А щенок описался. Но это ещё не самое страшное.
Шмулик говорит, что самое страшное — это если какой-нибудь чумной енот залезет к тебе через окно посреди ночи и вгрызётся в шею. Или чумная птица обгадит. Шмулик в своем огнеупорном плаще потягивает пиво и гордится тем, сколько зверья сжёг. «Каждой твари по паре,» — говорит, — «как в старые добрые времена». Хотя в старые добрые времена Шмулик никого не жёг, а работал бухгалтером в рекламном агентстве. В старые добрые времена трудно было представить себе таких людей с огнеметами. В старые добрые времена я терпеть не мог пиво. Но в конце концов что-то да начинается.
— А меня бы сжёг? — Спрашиваю.
— Ещё бы! И щенка твоего.
И мы пьём по банке пива за настоящую дружбу.
Щенок сидит дома тихо-тихо. Потому что именно в этот день он заразился.
Ночью к нам в дом лезут мародёры. Им хочется просто согреться. Или повеселиться. По очереди они получают и то, и другое. Но, как всегда в жизни, не в том контексте. Они открывают дверь в комнату щенка, и тот бросается одному на руку. Кусает его, рычит и воет так, что мне страшно даже дышать. Я мою пол, закапываю разбросанные всюду пальцы. Щенка запираю в подвале. Он скулит и плачет. Но я просто жду. И через пару дней он уже не двигается.
— Они могут неделями не шевелиться, будто сдохли, — говорит Шмулик. От него пахнет гарью и жареным мясом. Даже трудно представить чьим. Дельфиньим? Горят ли дельфины в воде? Мы пьём пиво, потому что его полно. Наследство человечества без срока годности: алкоголь и консервированные бобы. И если интересно, на что похожа цивилизация после Конца, ответ такой: пьяная и воняет.
Мне жаль отдавать Шмулику своего щенка. Для него он просто топливо. Ему надо что-то жечь, чтобы дотянуть до завтра. А мне для этого нужен мой щенок.
Я спускаюсь в подвал, щенок неподвижен. Свернулся калачиком, как будто усох. Я поднимаю его. Невесомый! Несу в лес и хороню в картонной коробке.
Такой мир вокруг: горят города, поливают кислотные дожди, а мы закапываем своих близких в коробках из-под телевизоров.
Через день щенок возвращается. Он стоит перед окном, там же, где стоял олень. Грязный и мокрый. Мне страшно. И стыдно. Я пускаю его в дом. А он смотрит на меня очень грустно. И кто знает, что у него в голове? Как он выбрался из коробки? Как рыл мокрую землю? Как бежал через лес?
— Они всегда возвращаются. Чувство гнезда. — Говорит Шмулик. — У каждого животного оно есть! Хочешь сжечь наверняка? Карауль дома.
Только дом иногда далеко. И он рассказывает про то, как они жгли жирафов в порту. На что рассчитывали жирафы?
И я рассказываю ему про щенка. А он говорит, что я очумел, раз держу заразу под боком. Он говорит, что лучше всё уладить сейчас. А я говорю, что надо подождать.
Ведь щенок только вернулся домой. И он всё, что у меня есть. И Шмулик почти верит, пока щенок не напрыгивает на него сзади. Они валятся на траву, Шмулик орет, рвётся плащ. А на следующий день я просыпаюсь пьяным, а щенка уже нет.
Они ловят его специальным ошейником на палке и тащат в машину. Везут к границе и волокут по земле. Я знаю, потому что Шмулик мне сам рассказывает. «Тут он выкручивается и прыгает на пограничника. Тот палит из огнемета, но всё мимо. Тварь быстрая, как смерть! Покусал двоих и удрал!» — заканчивает Шмулик. «Но с такими ожогами сдохнет всё равно,» — добавляет он и сминает банку, как будто обиделся.
Я стараюсь не думать о щенке. Граница — это далеко. А на своих двоих — ещё дальше. Особенно если ты сгорел. Но через пару дней щенок возвращается снова. Местами дымится и тлеет. Но в темных глазах как будто всё прогорело. Он ползёт ко мне. Потому что ему страшно. Или потому, что он скучал. А я рад. Я полон страха. Любви. И омерзения. Потому что щенок воняет. И потому что он здесь ради меня.
Шмулик больше не улыбается и не пьёт пива. Он говорит, что с этим надо покончить. Вчера он сжёг тех двоих на границе. И скольких ещё сожжёт? Он даёт мне пистолет. А я спрашиваю: «Зачем?» А он отвечает: «Это затем, чтобы твой щенок перестал возвращаться». Мы садимся в машину и едем сквозь дым. За границу и дальше, туда, где земля продолжает гореть и пепел кружится, словно снег. Я высаживаю щенка на мосту. До него даже не доходит, что сейчас произойдёт. Он смотрит на меня, бегает вокруг машины, ловит ртом искры. И тут — бам! Я сбрасываю его тело в воду и смотрю, как оно плывёт вниз по течению.
Возвращаюсь домой, открываю банку пива. И ещё одну. И ещё. Собираю его рубашки, игрушки, мяч, собираю наши с ним фотографии, где жена ещё жива, а он совсем маленький. Мой сынок. Иду на задний двор и сжигаю всё одной кучей.
Такой мир вокруг: гниют машины, дует мусорный ветер. А мы разводим на заднем дворе костры из воспоминаний о своих детях.
«В голову стрелял?» — Спрашивает Шмулик. Я возвращаю ему пистолет и вру, что да.
А потом остаюсь один. Открываю банку. Смотрю в окно.
И жду, когда вернётся мой щенок.
[ Обсудить статью на форуме ] [ Другие статьи раздела ]
|