|
Каждая страна похожа на определенного человека. Америка - это улыбающийся агрессивный подросток. Япония - сосредоточенный интеллигент в очках. А Россия - это бесконечный человек, которому вечно скучно. В самой большой стране мира, где за окном почти всегда капает серость, иногда совершенно нечем заняться. Кажется, что количество событий строго нормировано, поэтому в маленьких странах жизнь интересна и насыщенна, в то время как по большим события растекаются тонкой масляной пленкой, и изо дня в день ничего не происходит. Египет тоже не похож на страну мечты. Но все дело в масштабе. Если присмотреться поближе, то и там обнаруживается нечто совершенно удивительное. Фактически, Дахаб.
В свое время Моисей добирался до Дахаба 40 лет, пешком, делая вынужденные остановки для совершения чуда. Сегодня небольшой автобус легко преодолевает этот путь за 90 минут, поэтому, когда за окном проносятся острые каменные пики, больше похожие на забытые декорации Марса, ржавые цистерны и здания, занесенные песком, сжимаешь холодную баночку пива и начинаешь думать о том, что жизнь, как бы там ни было, налаживается.
Сам Дахаб - это тонкая прослойка цивилизации, зажатая между толщей песка и морской воды. Издали напоминающий пыльный город из вестернов, с одной улицей, где вместо салунов - дешевые гостиницы и бары, а вместо лошадей - верблюды, вблизи он больше похож на концентрированную суть всех других городов. Основанный когда-то израильскими хиппи, Дахаб до сих пор кажется блюдом, приготовленным по принципу сборной солянки. Ключевым ингредиентом является разгильдяйство. Если бы он был коктейлем, то в него бы вошли море, ветер, пара восхитительных вечеров у костра, шум прибоя, тонкая россыпь звезд, слой ленивого умиротворения и пара капель легкого безумия. Все это взболтать и подавать с ярким зонтиком под убаюкивающую музыку.
Добраться сюда можно легко: самолет, сэндвич с ветчиной, бутылка виски... Доброе утро! Преимущество перелетов в спящем состоянии давно доказал Стивен Кинг. Все бодрствующие пассажиры обычно оказываются сожраны лангольерами.
В любом случае, этот маленький город - нечто большее, чем скопление туристических построек на побережье. У Дахаба есть свой стиль! И этот стиль почему-то гитарный.
Город окружен пустыней. В пустыне есть оазис, где бедуин целыми днями жарит круглые камни и собирает с туристов деньги на новые пальмы. На самом же деле, пустыня вокруг Дахаба завалена мусором. Пройдясь от отеля до площади по кусочку арабской пустыни, я, особо не утруждаясь, легко обнаружил под ногами:
- 3 миллиарда пластиковых пакетов,
- несколько тонн жестяных банок из под хабиби-колы,
- множество пластиковых обломков,
- обертки от всего на свете, включая обертки от оберток,
- стул,
- араба,
- стул араба,
- настоящий морской корабль (!),
- котов,
- душ,
- банки,
- ботинок,
- снова котов
и, наконец, указатель с надписью "Кривая палка, кривая палка, точка, аи-аи-аи!".
Пока в небе летают стаи мусорных пакетов, а верблюды на обочине самозабвенно жуют пластиковый мусор, выдвигаюсь на дайвинг. Причем перед дайвингом есть уникальная возможность потрогать множество разнообразных животных. Когда удается потрогать любых животных, я всегда их трогаю. Многие не понимают, чего я добиваюсь таким образом, наивно полагая, что моя цель - это кишечная инфекция. На самом деле я добиваюсь кишечной инфекции у животных.
В Дахабе много котов. Точнее, котов там столько, что город можно переименовывать в Котаб. Кот - это элементарная единица Дахаба. Коты повсюду. Шагу нельзя ступить, чтобы не вступить в кота. Такое впечатление, что Дахаб недели две заливало мяукающим дождем. Коты на улицах, коты в домах, в корзинах, на деревьях. Коты, выходящие из моря, мусора, выстреливающиеся из под стульев. Коты, выходящие из котов.
Котов столько, что в некоторых местах они умещаются только в два слоя. Аборигены отдают всем желающим столько котов, сколько те смогут унести. И даже предоставляют им бесплатную тележку для вывоза котов, чтобы можно было нагрузить с горкой.
Помимо котов, всю дорогу меня сопровождала Муха. Муха - это собака. Причем мужского рода. Надо понимать, что Муха - это ласковое сокращение от Гранатомет. У Мухи есть свой мобильный номер, поэтому в любое время года ей можно отправить смс. Надеюсь, теперь вы понимаете, какие опасные люди живут в Дахабе?
Все погружения проводятся с берега. Единственный корабль сиротливо валяется в песках недалеко от главной площади города и выглядит так, словно шел до моря, но решил подождать, пока море само дойдет до него. К местам погружений приходится добираться на джипах, столь древних, что, кажется, в бардачке у них вполне можно обнаружить забытые фараоном вещи. Машины заводятся от двух проводков, дребезжат, истекают маслом и отчаянно воняют бензином.
В песках изредка проявляются непонятные пепелацы и гравицаппы, отчего отчаянно хочется ку! За ветхими лачугами из картона и тряпок виднеются другие джипы, норовящие выиграть какую-то необъявленную гонку, из-за чего все происходящее напоминает арабскую версию "Безумного Макса". Наконец, впереди показывается побережье, и под шум волн, мы (я и другие не я) оставляем джип там, где несколько веков назад кочевники парковали своих верблюдов.
В тени, под тентами, на мягких подушках чрезвычайно удобно лежать и думать о смысле жизни. Впереди горы оборудования греются на солнце, дайверы сбрасывают мокрую гидрокожу, и единственное, что омрачает идиллию - вездесущий песок, забивающийся в самые труднодоступные места.
Есть два вида песка: липучий и ...учий! Липучий песок, на самом деле, - скромный парень. Да, он прилипает к пяткам, любит валяться на одежде и сумках, но никогда не позволяет себе лишнего. ...Учий песок - это форменный извращенец! Он всегда оказывается в трусах. Эта удивительная способность ...учего песка активно изучалась учеными, которые, в итоге, пришли к выводу, что ...учий песок таким образом размножается. Забираясь в произвольные трусы, он путешествует с их носителем до новых мест обитания, где локализуется и образует ...учие кучи песка! ...Учий песок замечен, к примеру, на песчаных пляжах Турции и практически на всех нудистских пляжах. На последних страх перед ...учим песком настолько велик, что люди вообще предпочитают не носить никаких трусов. Однако песок этим не испугаешь.
На обратном пути обгоняем быстрых арабских скакунов, скачущих вдоль линии прибоя, и несколько арабских женщин, занимающихся сбором сонных осьминогов. В темноте вечернего бара, поедая жаренных на огне креветок размером с голубя, начинаешь понимать, что жизнь перестает бешено вращаться перед глазами, и Дахаб, как штормовое море, плавно превращается в абсолютный штиль.
А еще думаешь о ценах. Арабский скакун хорошего качества может стоить больше 20000 долларов. Причем сено для него везут из Каира, а воду - с опреснительной станции. Если коня не помыть, морская соль сожрет его за считанные дни. Один верблюд, довольно паршивого качества, может стоить 500 долларов. За одну русскую девушку любого качества на улицах обычно предлагают по 10 верблюдов. Значит, 40 верблюдов - это одна лошадь. А 4 девушки - 40 верблюдов. Получается, что за 4 русских подсовывают одну арабскую лошадь. Обман!
На следующий день безумные джипы вообще отказываются ехать. До места погружения добираемся пешком по набережной, по бокам которой торчат таблички "No bicycles. No Horses. No Camels", и по которой, тем не менее, легко ездит все вышеперечисленное. Переодеваемся в узком переулке между двумя домами, а самые проворные дайверы умудряются даже собирать оборудования в помещении какого-то недостроенного магазина. Стройными рядами минуем дворик чрезвычайно дешевой гостиницы, которая ограничилась только покупкой кроватей, а стены, двери и окна посчитала лишней тратой денег. Доходим до белоснежного пляжа, на котором некто Король Дахаба красит старую лодку. Пытаться понять, настоящий ли это Король, так же бессмысленно, как пытаться осознать, почему главная дорога города совершенно кривая, и прямо по ней получается идти только после бара.
В море тянется огромная коралловая гряда, среди которой в лучах солнца мириады рыбок-стекляшек радостно бликуют. Чуть глубже, за пределами коралловых садов, грациозно планирует рыба-наполеон, дробя кораллы первой, и поедая их второй челюстью. А сотни белых песчаных угрей качаются в такт течению, изогнувшись вопросительными знаками. На поверхности плавают красивые девушки, больше похожие на русалок, и серферы, которые в Дахабе размножаются чуть медленнее дайверов.
Вечером, среди запаха кальяна и вкуса запеченной рыбы, замечаешь, что серп луны в небе горизонтальный, больше похожий на лодку, и понимаешь, почему древние египтяне называли луну "лодкой бога Ра".
Кто-то может подумать: "Эй, а где тут стройность изложения?" У воспоминаний ее нет.
Утром сильный ветер кидает на лобовое стекло несущихся по пустыне джипов мелкие камушки и зазевавшихся мух. Мимо пролетает бодрая нарезка из арабов, недостроенных домов, верблюдов, песка и еще большего количества верблюдов. Море активно срывает маски, уносит ласты, теребит ножи и норовит залезть в карманы жилетов. Болтает сильно, видимость падает до расстояния вытянутой руки, а чуть глубже рыбы в толще воды двигаются так, словно качаются на качелях. С включенными фонарями исследуем пещеру, которая зловеще скалится темными провалами, ведущими в недра земли. Всплываем около кораллов и испытываем на себе то, что чувствуют овощи, попадающие на стальную терку. Волна возит людей по рифу взад вперед и через некоторое время панорама выхода на берег начинает напоминать массовую вылазку подводных зомби.
Ночью на улицы Дахаба из моря выползают странные морские чудовища, неуклюжие, фыркающие воздухом. На них никто не обращает внимания. Проходя под мерцающими фонарями по набережной, чудовища превращаются в дайверов, вернувшихся с ночного погружения. Они оставляют за собой мокрые лужи и скрываются из вида.
Еще картинки...
Утро, и снова дорога, ведущая теперь к самому знаменитому и печально известному месту, Голубой дыре. Сверху Голубая дыра похожа на огромное коралловое кольцо, внутри которого свет старается не задерживаться. Она уходит на сотню с лишним метров вниз. Ровно посередине в ней искрится большая арка, ведущая в открытое море, и многие дайверы, побывавшие в ней, говорят, что нет в мире ничего прекраснее ощущения полета в этом сверкающем тоннеле. Таблички с именами тех, кто из этого полета не вернулся, бережно прибиты к скале, что стоит неподалеку.
На берегу высится целое поселение голубодырцев, состоящее из сплошных ресторанов и лежбищ для голубодырских верблюдов. Всюду по рифу гуляют стада вольных снорклеров, которым слишком страшно нырять с аквалангом, но слишком скучно сидеть в отеле. Наконец, снорклеры слышат зов из ресторанов и идут пастись. Голубая дыра становится тихой и немного угрюмой.
Пробираясь к ней, думаем о тех, кому разбило голову баллоном, о тех, кто мирно заснул на дне, убаюканный "глубоким воздухом", о тех, кто восторгался сиянием арки в бреду азотного опьянения. Прыгаем в воду в месте, похожем на шахту лифта и носящем название The Bells. Идем вдоль коралловой стены и, перевалив через узкий перешеек, оказываемся в Голубой дыре. Тут даже есть специальный мусорщик, опускающийся вниз и сбрасывающий зацепившееся трупы дайверов на самое дно.
С поверхности водную гладь рассекают величественные колонны солнечных лучей. Среди них глубина начинает казаться каким-то фантастическим гиперпространством, и, лишившись верха и низа, каких-либо зрительных ориентиров, начинаешь парить, словно в космическом вакууме. Течение затягивает все глубже, кислород убаюкивает. Трудно передать словами то, что становится тут причиной смерти. Но этим манящим чувством, словно древним пением сирен, тут пронизано все. Наверху серебряными торпедами проносится косяк барракуд.
Вечером мир снова кажется спокойным, но в ушных раковинах теперь всегда будет слышен загадочный шепот моря, идущий с самых синих его глубин.
Помимо всей этой поэзии, в Дахабе есть арабы. Что подразумевает под собой торговлю. Есть теория, что арабы даже не рождаются, а покупаются. Так сильна их тяга купле-продаже. Араб может продать что угодно, когда угодно, и почти всегда за 10 фунтов. Нет ничего удивительного, что торговля здесь - стиль жизни. Торговля - это деньги, деньги - это цифры, а цифры - это математика, которая и была изобретена арабами. Таким образом, все синонимично. Но только арабы даже самые строгие вещи умудряются превратить в парадокс. Взять хотя бы математику. Стройную науку, в которой "два" всегда больше, чем "один", даже если речь идет о двух микробах и одном слоне.
Кстати о слонах. Один араб порадовал в этот раз своими методами торговли. Ситуация была следующая. Вечер. Магазин. Нечего делать. Вижу продавца и говорю:
- Здравствуйте, мне нужен маленький деревянный верблюд.
- Привет мой друг! Да! Верблюд есть! Вот, сюда.
- Спасибо.
- Вот верблюд! Хороший верблюд, купи три.
- Но это не верблюд.
- А что это?
- Это слон.
- И что? Слон - тоже хорошо. Купи слона!
- Нет, мне не нужен слон, мне нужен верблюд.
- Хорошо, у меня есть верблюд. И слон есть. А верблюд есть, но пока закончился. Возьми слона.
- Нет, спасибо, мне нужен верблюд.
- Нет, слон тоже очень нужен!
- Возможно. Но если нет верблюда, то я пойду.
- Подожди, вот же верблюд!
- ЭТО СЛОН!!!
- Секунду, слон - лучше, слон даже больше верблюд, чем сам верблюд!
- Слон - это слон.
- Подожди, купи три, ты поймешь, что он верблюд, хотя бы один раз.
- Нет, спасибо.
- Подожди, вот мои друзья (зовет других арабов и что-то говорит им по-арабски, те кивают головами), друзья, скажите, этот слон - верблюд?
Все дружно кивают:
- Да-да, мол, еще как!
- Вот, настоящий слон. Купи шапку.
- ?!
- Неважно, вот тебе скарабей в подарок.
- Спасибо, до свидания.
- Базара нет, спокойной утра, дорогой!
Еще одно важное обстоятельство, которое в полной мере характеризует Дахаб как нечто выдающееся, это...
Дахаб уходит по-английски, не прощаясь. Или по-японски, оставляя на сердце рану, словно от душевного харакири. Этот чудесный маленький город - воистину место, где продают подержанные чудеса.
[ Обсудить статью на форуме ] [ Другие статьи раздела ]
|
|